Форум » Национальный вопрос » Проблемы воспитания личности в России » Ответить
Проблемы воспитания личности в России
Новоначальный: Замечательная статья Игумена Петра на актуальные вопросы современной жизни. Я думаю эта статья заставляет задуматься о проблемах в реальной жизни общества и жизни Церкви как части этого общества. Игумен Петр Мещеринов Каково будущее России? Думаю, что любой россиянин так или иначе задумывается над этим вопросом. Обычно рассуждения этого рода по большей части касаются экономического, политического, социального, реже – культурного аспекта жизни страны. Но мне представляется, что гораздо более значимым является аспект нравственный. Экономические, политические, социальные и культурные процессы не совершаются сами по себе; они творятся людьми и для людей. Источник и цель всякого действия – человек; следовательно, состояние человеческой личности – в первую очередь, и объединения личностей, во вторую – является главным определяющим фактором всех общественных процессов; состояние же личности относится к сфере нравственности. В контексте политико-экономико-социальной жизни важным является понятие субсидиарности. Это значит, с одной стороны, такое распределение властных и общественных полномочий, при которых низшее звено институциональной иерархии (индивидуум, семья, община, ассоциация, гражданское объединение) обладает максимумом власти, чтобы выстраивать свою жизнь самостоятельно; с другой стороны, если для этого возможностей не оказывается – соответствующие усилия берёт на себя высшее звено, дабы неосуществимость самостоятельного бытия восполнялась, компенсировалась («субсидировалась») «сверху». Этот принцип положен в основу государственного устройства западной цивилизации – например, федеративных структур Германии, Швейцарии и Евросоюза в целом. Субсидиарность, будучи принципом прежде всего политическим, имеет, тем не менее, большое нравственное значение, ибо для своего осуществления она требует определённый тип человека; поэтому вполне можно говорить о субсидиарной личности как о нравственной категории. Вот признаки такой личности: максимальное развитие самостоятельности (что непременно включает в себя свободу и ответственность, каковые качества, по моему глубокому убеждению, имеют всегда религиозную, «вертикальную» природу); гражданственность (понимаемая здесь, во-первых, как горизонтальные связи взаимопомощи и солидарности, во-вторых – как приверженность общественному интересу, гармонично сочетаемому с полноценным индивидуальным существованием); готовность предоставлять самостоятельность нижестоящим; готовность приходить им на помощь, не требуя за это платы в виде их свободы; контроль за «субсидирующей» деятельностью вышестоящих. Разумеется, чтобы личность приобрела такие «субсидиарные» качества, необходимо соответствующее воспитание. Возможно ли оно в России? Увы, воспитание субсидиарной личности, так, чтобы критическая масса таких личностей влияла на общество, в сегодняшней России невозможна. По тесной связи общественных и церковных процессов затруднительно это и в современной православной церковной среде. В обоснование этого вывода предлагаю читателю следующие размышления. * * * Воспитание личности есть явление социальное, общественное. Так или иначе, в большей или меньшей степени, личность формируется в русле народного духа, национальных культурно-социальных традиций. Вне общественного контекста воспитать личность невозможно. Россия с этой точки зрения страна в христианском мире уникальная. Традиции почти тысячелетнего духовного, культурного и общественного развития нашей страны оказались не просто сломаны, а с корнем выкорчеваны и с жестокостью, не имеющей аналогов в истории, уничтожены. Для меня несомненно, что Россия как цивилизация и христианская культура, как живая преемственная традиция, закончила свое существование. Если говорить об этом «пунктиром»: отечество наше было сословной, и в силу этого очень разноплановой страной; каждое сословие имело свой строй жизни и свои традиции. К началу ХХ века уже можно было говорить об очевидной тенденции всё большей открытости сословий и таком растворении их в общегражданской и политической жизни, при котором каждое сословие вносило бы в общество свои достоинства (дворянство – кодекс чести, образованность, общественные «служилые» идеалы; купечество – производственную инициативу, меценатство, благотворительность; мещанство – создание полноценной городской среды и т.д.) и нивелировало недостатки (крестьянство – косность, неграмотность; духовенство – обрядовость и проч.). Либеральные преобразования Александра II, начинающийся парламентаризм, столыпинские реформы, осознание необходимости реформ церковных; развитие науки и культурной жизни, повышение образовательного уровня, отсутствие в силу этого языкового барьера для интеграции с Европой и многое другое – давало надежду на то, что Россия постепенно, не без трудностей и «болезней роста», вызванных нашей азиатчиной и патернализмом, но станет полноценной европейской цивилизованной страной, не потеряв ни своих православных корней, ни самобытной культуры. Большевизм, пришедший к власти по причинам во многом субъективным – воспользовавшись своеобразием военных действий, недееспособностью царского, а затем Временного правительства, и опираясь на люмпенизированные низы мещанского сословия (при равнодушии сословия крестьянского, составляющего большинство населения России), – стал физически, «под корень» уничтожать дворянство, купечество, казачество и духовенство, а впоследствии и крестьянство. Разумеется, при этом не могло быть речи о сохранении каких бы то ни было традиций этих уничтожаемых сословий. Согласно словарному определению, традиция [лат. traditio — передача, повествование] — исторически сложившиеся и передаваемые из поколения в поколение формы деятельности и поведения, а также сопутствующие им обычаи, правила, ценности, представления. Здесь очень важна именно непрерывность этой самой передачи от поколения к поколению. Если эта цепочка прервана, то мы не можем говорить о живой традиции; все попытки ее восстановления всегда будут реконструкцией этнографического прошлого. При этом не помогают ни сохранившиеся (скажем, школы), ни восстанавливаемые (например, офицерство во время II мировой войны, Дума в наше время) институты, ибо важно, что и как институциализируется, а не институты сами по себе. Когда институты возникают не в силу естественным порядком оформившейся общественной потребности, а «декларативно», тогда они формируют особую «традицию»: полный разрыв «институционального слова» и реального дела (за примерами далеко ходить не надо: советская Конституция, советская же «борьба за мир», сегодняшняя российская политика). Традиции современной России – исключительно советские. Наша апелляция к до-советскому образу жизни, усилия восстанавливать его (особенно заметные в церковной среде) абсолютно иллюзорны. Что бы мы ни делали, у нас выходит восстановление именно советских традиций. Каковы же они? Первое – это тотальное, абсолютное, инфернальное нечеловеколюбие. Второе – такое же тотальное и абсолютное неуважение и презрение к личности, к индивидууму, в силу чего государственные интересы всегда над личностью превалировали. Нельзя сказать, что это было чуждо российскому досоветскому менталитету; и до революции такие интенции были сильны. Это, однако, не значит, что русский национальный характер ущербен, не способен к демократическому устройству общественной жизни (речь может идти лишь о неразвитости, своеобразной стадии «детства» в этом отношении). Дело в том, что христианским наше отечество стало на тысячу лет позже, чем цивилизованный мир, а культуре нашей (в европейском понимании Нового времени: наука, систематическое образование, эстетика досуга и проч.) и вовсе триста лет. История России показывает нам, что благодаря, в первую очередь, Петровским реформам, Россия, как я уже сказал, постепенно усваивала начала европейской цивилизации, и имела все шансы стать страной, с одной стороны, свободной и процветающей, с другой – подлинно христиански-православной. Но российская жизнь сменилась на советскую; а характерная особенность «советского» – что лучшие качества национального характера были уничтожены, а худшие получили развитие до возможного своего максимума. Это привело к тому, что в России нет, собственно говоря, народа как гражданского солидарного устойчивого (это важно – не проявляющегося спонтанно, по частным поводам, а именно как континуума жизни) общества. Есть масса прекрасных людей, но они не «складываются» в народ: между людьми нет солидарности, процент общественного недоверия, по данным социологов, доходит до 80-ти. Если мы обратимся к постсоветской эпохе, то с очевидностью усмотрим, что в стране изменился политический строй и экономические отношения, но нисколько не изменился советский менталитет. Из нового российского общества также не сложился народ. Мало того, он и не может сложиться, как раз по той причине, что русские традиции, на которые могло бы опереться гражданское делание (сами по себе бывшие слабыми, только начавшими укореняться с 60-х гг. XIX века), прерваны; а на основе советского воспитания (главным содержанием которого было формирование «двойной жизни» и полного разрыва между словом и делом) могли возникнуть лишь дорвавшееся до потребления атомизированные индивидуумы, что мы и наблюдаем. Для формирования (или возрождения) народа нет условий (главное из которых – самоуважение). В России продолжает иметь место тотальное неуважение к личности; дух власти и общества – нечеловеколюбие; общественные отношения – сатрапия. К этому необходимо прибавить действительное безверие большинства людей (при декларациях «православности»), подмену подлинной православной духовности и христианской нравственности внешностью и идеологией. Народ не способен к частной и общественной самокритике, попытки таковой вызывают раздражение и агрессивное отторжение. Это делает невозможным усвоение библейского, нравственного взгляда на историю и широко распахивает двери перед мифологией и демагогией. Следствием этого является отсутствие в России нравственной оценки исторической и современной жизни, что приводит на практике к моральной релятивизации общества и отдельных людей, его составляющих, – что, в свою очередь, заставляет ожидать и библейского сценария «наказания» страны. Прошедшие двадцать лет показали, что большинство наших соотечественников под стремлением к свободе понимали стремление к материальному благополучию. Когда оно было хотя бы отчасти получено, свобода и личностные ценности оказались совершенно невостребованными. На данный момент мы видим полное погружение большинства россиян в материальную сферу при отсутствии какой бы то ни было общественно значимой потребности в осмыслении жизни. Большевики действительно вывели новую «породу» человека, «советский народ» (этого «нового человека» Пушкин в свое время называл «чернью»). Современная Россия – это своеобразная смесь неофеодализма и охлократии. Нынешний общественный контекст, в котором формируются личности, характеризуется, во-первых, тем, что руководит как властью, бюрократией, чиновничеством, так и большинством членов общества все, что угодно, но только не общественный интерес; во-вторых, восстановлением крикливой лжепатриотической государственной пропаганды, в-третьих, тем, что вместо общественных ценностей сформировалась массово исповедуемая индивидуалистическая религия денег, в-четвертых (как это ни парадоксально прозвучит в связи с только что сказанным), стадностью сознания, формируемого прежде всего телевидением. С культурной точки зрения уровень народа чрезвычайно низок – как раз ровно то, что и вкладывается в понятие «чернь» (пример – повсеместное, без всякого стеснения, употребление людьми матерной брани: на улице, при детях). Мало того: произошла окончательная гибель русской интеллигенции. Если в империи она была на стороне слабых и обижаемых, а в советское время умудрялась как-то держать «фигу в кармане», то сегодня интеллигенция, вкусив прелестей «потребления», насквозь сервильна и обслуживает сильных и обижающих. В советское время сервильность была хотя бы понятна: от нее зависела жизнь, или по крайней мере минимум благосостояния; сегодня же интеллигенция сервильна исключительно по «велению души». Редкие исключения (публичных людей, выступающих – вовсе не против власти; сегодня власть и народ – одно целое, как, пожалуй, никогда; нет, против бесчеловечного и стадного духа сегодняшнего общества – можно пересчитать по пальцам) только подтверждают это положение вещей. Одним из важнейших факторов в деле воспитания считается школа; от неё, по «советской привычке», обычно ждут чуть ли не главного воспитывающего влияния на подрастающее поколение. Правда, советское школьное воспитание (да и сам процесс обучения) базировалось на пропаганде и идеологии, поэтому собственно воспитания личности не происходило; но в тех условиях, когда семья не осознаёт себя главным ответственным за воспитание своих детей, ожидание осталось. Наиболее актуальным в таких условиях представляется гуманизация обучения, которая своим центром имеет величайшее сокровище земной жизни – христианскую европейскую культуру (и русскую как часть ее). Причем речь идет не столько о знакомстве с памятниками ее, сколько об усвоении христианской культурной парадигмы: культуры слова, мысли, личностной нравственной рефлексии, эстетики. Но на практике это осуществить сегодня вряд ли возможно. Во-первых, помимо общемировых процессов дехристианизации, в России ныне чрезвычайно сильны и усиливаются антизападные интенции, то есть – сознательное изымание себя из общехристианского культурного контекста; во-вторых – отсутствует общественный спрос на гуманизм как человеколюбие вообще и христианский гуманизм тем более (ибо последний предъявляет непременные требования нравственности от личности и общества); в третьих – отсутствует общественное согласие о всеобщих ценностях и интересах. В силу вышесказанного воспитание личности, свободной, с одной стороны, от коллективизма (сегодня он трансформировался в лжепатриотизм, поклонение деньгам, все более «понижающую планку» масскультуру и всеобщее взаимное ожесточение), а с другой, от индивидуализма (возникающего – если не брать индивидуальное потребление, возведенное в главную жизненную ценность – как реакция «уйти от всего этого», ибо на ситуацию невозможно повлиять общественными, гражданскими методами; см. Примечание) делается чрезвычайно трудной задачей. Оно потребует двух вещей: первая – позиции частного лица (она не равна эскапизму, частное лицо – не асоциально, наоборот, только оно может иметь гражданское сознание); вторая – воспитателям и воспитаннику придется идти против всеобщего течения: против пропаганды, стадности, вообще против всего духа общества. Я не знаю, как это сделать; на мой взгляд, это возможно только, если наличествуют крепкие семейные традиции; только мама с папой могут заложить в ребенка эти вещи. На общественном же уровне воспитание полноценной личности становится все менее и менее возможным. Примечание. Почему невозможно повлиять – вопрос ключевой, требующий отдельного разговора. С библейской точки зрения количество зла, выпущенное в мир в России XX века, чрезвычайно велико. Состояние этого зла можно уподобить энтропии: оно никуда не девается, и, если ему не противостоять, только увеличивается. Противостоять же злу, изжить его можно лишь покаянием и возвращением к истинному богопочитанию. Покаяние заключается вовсе не в каком-то кликушестве, а богопочитание – не в повсеместном освящении офисов, автомобилей и ядерного оружия, не в хождении крестными ходами и тому подобных вещах; но только и исключительно в исполнении заповедей Христовых, в оценке в их свете себя самого, истории и современного положения своей семьи, своего народа. Истинное богопочитание предполагает непременную иерархию ценностей – нельзя Гагариным «уравновешивать» ГУЛАГ; если за «величие страны» было заплачено человеческими жизнями, то такое величие – мерзость пред Господом (Лк. 16, 15). На практике это значит люстрацию, осуждение советского режима как преступного и т.п. Да, это затронуло бы половину страны. Да, это стыдно и больно – но без этого никакое нравственное движение вперёд немыслимо. Сегодня очевидно, что возможности и время для этого упущены. «Вставание с колен» противоречит христианскому осознанию мира. Осознав такое положение дел, естественно обратить взоры к Церкви, ожидать помощи от нее. Но тут мы сталкиваемся вот с какой проблемой. Сегодня наша Церковь подчёркивает (и совершенно справедливо), что она «отделена от государства, но не от общества». Но что это такое – «неотделимость Церкви от общества»? Это вовсе не только тот бесспорный факт, что Россия исторически и культурологически коренится в Православии. Помимо прочего это и то, что все процессы, свойственные обществу, имеют место и в церковной жизни, ибо и Церковь, и общество состоят из одних и тех же людей. Общество сегодня «по объему» гораздо больше и сильнее Церкви, и не Церковь обществу, но общество, которое, на мой взгляд, уже перешло «точку невозврата» в нравственном разложении, диктует Церкви свой стиль жизни: примитивности, «гламура», агрессии, грубых страстей, безответственности и безбожия, ибо, как я уже сказал, на деле наше общество исповедует религию денег, а вовсе никакое не Православие. Ещё святитель Игнатий (Брянчанинов) в XIX веке писал, что состояние общества влияет на состояние Церкви . Подтверждение его слов мы и наблюдаем. Церковь может воспитывать полноценных личностей только тогда, когда она сознательно противостаёт этому духу социума. Подчеркну, что противостояние это – не власти, не людям, а именно антиевангельским началам жизни; и противостояние это – не в обличениях нецерковных людей или навязывании ОПК (см. Примечание), а в примере настоящей жизни и в слове Божией правды. Но на это у Церкви сегодня нет сил. Уже выросло новое поколение церковных людей, которые в полной мере подтверждают тезис о том, что советский менталитет, как неизжитое зло, воспроизводит себя, и что церковность не является этому препятствием. В церковной среде подчас формируются люди, едва ли не еще более поврежденные, чем в обществе: помимо всех свойств сегодняшнего социума сюда добавляются нравственный релятивизм, неадекватность и полностью «замифологизированное» сознание. Сбылось предсказание св. м. Марии Скобцовой: «в постпленный период в Церковь придут новые люди, воспитанные советской властью… Тут не надо иметь никаких иллюзий – в случае признания Церкви в России, и в случае роста ее внешнего успеха, она не может рассчитывать ни на какие другие кадры». Чрезвычайно важно ответить на вопрос – почему так происходит? Вот некоторые соображения. В силу положения Церкви в советских условиях получилось так, что весь XX век прошел мимо русского православия. Церковью не осмысленна, а стало быть, не преломлена в пастырском подходе к людям ни научно-техническая, ни сексуальная революции, ни коренное изменение всех сторон человеческой жизни – например, ускорение ритма и внешней интенсивности жизни, возросший уровень образования, социализация женщины; изменение мировосприятия с вербального на кинематографически-телевизионно-компьютерно-мобильно-клиповое. В Церкви до сих пор представляется, что мы имеем дело с традиционным человеком XIX, а то и еще более ранних веков, с которым по какому-то недоразумению и злокозненности Запада что-то случилось, и стоит только вернуть его в условия, бывшие прежде, как тут же всё станет хорошо (в частности, надежды этого рода возлагаются на введение преподавания ОПК, о чём я сказал раньше). Проблемы, решение которых предполагалось на Соборе 1917-1918 гг. (христианское просвещение народа; изменение богослужения в сторону большей понятности; облегчение дисциплины постов; вовлечение мирян в церковное управление, то есть некоторая, так сказать, «демократизация» и мн. др.), за сто лет еще более усугубились – и этого как будто никто в народе церковном не замечает. Нередко приходится слышать, что «Церковь не сказала свое слово в 90-е годы». Не произошло ли так потому, что этого слова у Церкви просто не оказалось – в силу именно того, на что я указал выше: общественные процессы взяли над церковной жизнью верх, и православие для многих превратилось в идеологию (то есть не в полноту жизни со Христом и во Христе, что и составляет суть и возвещение Церкви, а в свод схем, запретов и долженствований, прилагаемых к другим людям и ко всем сферам жизни, в том числе и выходящим за пределы компетенции Церкви как общественного института)? Идеология, подменившая в головах людей православие, просто не может, не умеет говорить с современным человеком на его языке; как и любая идеология, она боится того, что если вынуть из нее хоть один кирпич, то рухнет вся стена; поэтому был взят курс на охранительство. «Кирпичи» же эти, весьма распространённые в приходском сознании (и, надо сказать, противоречащие официальным церковным документам) следующие: а) превозношение и неуважение к другим традиционным христианским церквам (католической, лютеранской), отрицание их миссионерского и социального опыта (пример: деятельность реабилитационной программы Анонимных Алкоголиков, поддерживаемая на Западе Церковью, нашими «православными ревнителями» шельмуется); б) подмена созидания внутрицерковной жизни «претензиями» к внешнему нецерковному обществу (скажем, опасение научного и образовательного сообщества, что предмет ОПК в нынешних условиях не воспитает в детях ни христианства, ни культуры, объявляется чуть ли не враждебными действиями по отношению не только к Церкви, но и к России); в) намертво «зашитое» в Православии отождествление себя с нацией и государством, происходящее под знаменем «соборности». (Здесь нужно сказать несколько слов о спекуляции этим термином. Дело в том, что соборность, со всеми добавлениями в это понятие, внесенными русской богословской мыслью XIX века, означает надличностное единство. Но единство только и исключительно во Христе, Духом Святым. Любое расширение этого термина, а тем более перенесение его из сугубо церковной области на общественные контенты (то есть – единство в государстве, в нации, в какой-либо идее и т.п.) абсолютно незаконно, и служит поэтому всегда лишь целям для демагогических спекуляций.); г) этнографический, исключительно охранительский подход к богословию, дисциплинарности, богослужению и прочим сторонам церковной практики (сегодня весьма многие православные под флагом борьбы с «неообновленчеством» и «модернизмом» препятствуют малейшим попыткам сделать богослужение для людей чуть более понятным, а обрядовую дисциплину чуть менее тяжёлой). Сегодняшнее православное сознание, на мой взгляд, не созрело ещё для того, чтобы с серьезностью поставить и обсуждать эти вопросы. А между тем их вполне можно решать – и у Церкви всегда на это есть силы от Бога, если только не на уровне одного-двух человек, а на общецерковном уровне осознать, что нужно не восстанавливать ушедшие формы церковной жизни, ходя «затылками вперед», не полагать единственной целью реанимацию прошлого, но церковно осмысливать вызовы времени. * * * Реактуализация христианства в России невозможна, как по вышеуказанным «местным» причинам, так и в силу процессов, общих для всего человечества. Вообще мысль о реактуализации христианства в обществе я считаю большим соблазном для Церкви. Точкой приложения ее сил сегодня может быть только адекватное созидание своей общины в языческом постхристианском и постмодернистском окружении. «Христианизировать» же (или «рехристианизировать») мир – значит заведомо становиться на иллюзорные позиции и растрачивать энергию впустую. Что в такой ситуации делать? Становиться и быть христианином самому, в своей семье, в своем кругу. Осуществлять на практике «теорию малых дел», «жить не по лжи» в солженицынском смысле, хотя бы не участвуя в том, что противно совести. И объединяться – единомышленникам, сочувствующим, на сетевом уровне, в частные, малые неформальные сообщества, для того, чтобы, хоть в малом кругу, на частном уровне, но воспитывать субсидиарность личности и гражданственность. Примечание. С одной стороны, введение культурологического предмета, дающего учащимся знания о православном христианстве и его культуре, мне представляется очень важным и нужным. Но с другой – в наших условиях (то есть негуманитарности школы и пропагандистских и идеологических её традиций) этот предмет неизбежно вырождается в ура-патриотизм в православной оболочке. Блог Игумена Петра
Ответов - 3
BrainStorm: Очень интересно... есть о чем подумать и разрушить кое-какие иллюзии...
NeO: Интетестная статья.
Indie: Цитата: Реактуализация христианства в России невозможна, как по вышеуказанным «местным» причинам, так и в силу процессов, общих для всего человечества. Вообще мысль о реактуализации христианства в обществе я считаю большим соблазном для Церкви. Точкой приложения ее сил сегодня может быть только адекватное созидание своей общины в языческом постхристианском и постмодернистском окружении. Добавить нечего, сказано четко, конкретно и правильно. Это на мой взгляд главная мысль статьи. Что касается диагноза нравственному состоянию России, то сказано опять же правильно и полезно, если не воспринимать это как повод для уныния. Это все естественная закономерность, а с закономерностями бороться бесполезно. Если бы не было сделано вывода и положительной созидательной установки в конце статьи, то статья была бы безусловно вредная. Здесь же долгая прелюдия нужна лишь для обоснования краткого вывода - хватит глобализма, хватит мечтать о мессианской роли России, необходимы "малые дела" и "неформальные сообщества".
полная версия страницы